Белое на черном. Рубен Давид Гонсалес Гальего. Рубрика - рекомендую к прочтению
История ребенка родившегося с ДЦП в СССР.
Он внук главного испанского коммуниста.
Оказавшись пешкой в политической игре был забран у матери, которой сказали что он умер, и помещён в систему
История о том как он жил и выживал в десятках детдомах для таких детей, а потом в домах престарелых...
История о том, как в этой системе исчезали умные, мужественные, маленькие люди, единственным недостатком которых было то, что они не могли ходить...
Начал читать вчера ночью и пока не дочитал, не смог заснуть...
"...Директор детдома нервно курит, деловито продолжая прерванный разговор.
– А может, все‑таки возьмешь? Ну очень надо.
– И не проси. Ты пойми меня правильно. Вот ему сейчас шестнадцать лет. Так?
– Пятнадцать, – машинально поправляю я.
– Пятнадцать, – соглашается мужчина. – Умрет он у меня через месяц, максимум два. Хоронить я имею право только лиц не моложе восемнадцати. Это же дом престарелых, ты понимаешь? Где я буду держать его эти два года? А холодильники все сломаны. Сломаны, понимаешь? И вспомни, вспомни, что ты мне ответил год назад, когда я попросил тебя помочь с холодильниками? Вспомнил? И не проси. Вези вон его в дом‑интернат для умственно отсталых, они имеют право хоронить хоть младенцев.
– Не решай сразу, пойдем поговорим. Мне позвонить надо.
Они уходят.
Я сижу один. Сумерки. По коридору пробегает кошка.
Внезапно комнату заполняет какой‑то странный и очень неприятный запах. Воняет все сильнее. Я не понимаю, что происходит.
Входит нянечка, вносит поднос.
( Collapse )
Он внук главного испанского коммуниста.
Оказавшись пешкой в политической игре был забран у матери, которой сказали что он умер, и помещён в систему
История о том как он жил и выживал в десятках детдомах для таких детей, а потом в домах престарелых...
История о том, как в этой системе исчезали умные, мужественные, маленькие люди, единственным недостатком которых было то, что они не могли ходить...
Начал читать вчера ночью и пока не дочитал, не смог заснуть...
"...Директор детдома нервно курит, деловито продолжая прерванный разговор.
– А может, все‑таки возьмешь? Ну очень надо.
– И не проси. Ты пойми меня правильно. Вот ему сейчас шестнадцать лет. Так?
– Пятнадцать, – машинально поправляю я.
– Пятнадцать, – соглашается мужчина. – Умрет он у меня через месяц, максимум два. Хоронить я имею право только лиц не моложе восемнадцати. Это же дом престарелых, ты понимаешь? Где я буду держать его эти два года? А холодильники все сломаны. Сломаны, понимаешь? И вспомни, вспомни, что ты мне ответил год назад, когда я попросил тебя помочь с холодильниками? Вспомнил? И не проси. Вези вон его в дом‑интернат для умственно отсталых, они имеют право хоронить хоть младенцев.
– Не решай сразу, пойдем поговорим. Мне позвонить надо.
Они уходят.
Я сижу один. Сумерки. По коридору пробегает кошка.
Внезапно комнату заполняет какой‑то странный и очень неприятный запах. Воняет все сильнее. Я не понимаю, что происходит.
Входит нянечка, вносит поднос.
( Collapse )
